Скандал вокруг Libor: как банкиры определяли самую важную ставку в мире

В токийской штаб-квартире швейцарского банка UBS, в середине пустынной торговой площадки, увлеченный работой Том Хейс сидел перед экранами восьми компьютеров. Тот день, 15 сентября 2008 года, выглядел для британского трейдера Хейса как конец света.

Хейс был проснулся на рассвете в своей квартире от звонка своего шефа, который попросил его добраться до офиса немедленно. В Нью-Йорке, Lehman Brothers мчался к банкротству. За своим рабочим столом Хейс анализировал новости и наблюдал, как мир впадает в панику.

По мере открытия рынков, экраны мониторов превращались в море мигающих красных сигналов, так как инвесторы лихорадочно сбрасывали свои запасы. В такие моменты Хейс входил почти в бессознательное состояние, быстро обрабатывая поток информации и расчитывая оптимальный маршрут для выхода из критической ситуации.

Как начинались манипуляции со ставкой Libor.

Хейс был явлением в UBS, одном из лучших банков, торговавшим деривативами. До сих пор, надвигавшийся финансовый кризис на самом деле был выгоден для него.

Хаос позволил ему купить дёшево у тех, кто отчаянно пытался выйти из инвестиций, и продать дорого тем немногим незадачливым инвесторам, кто по-прежнему был вынужден торговать.

В то время как большинство в страхе прекратили торговлю, Хейс, с его безграничным аппетитом к риску, остался. Ему было 28 и он зарабатывал более $ 70 млн. за год.

Теперь его дела находится под угрозой. Мало того, что Хейс должен был выйти из каждой его сделки с Lehman, он также сделал ряд огромных ставок на то, что в ближайшие дни процентные ставки будут оставаться стабильными. Крах Lehman Brothers, четвертого по величине инвестиционного банка в США, несомненно, повлиял на эти ставки, ставшие теперь барометром риска.

Когда Хейс изучил свою торговую книгу, один курс имел большее значение, чем любой другой: Лондонская межбанковская ставка, или Libor, ориентир, который влиял на $ 350 трлн. ценных бумаг и кредитов по всему миру. Для трейдеров, таких как Hayes, размер этой ставки былы Святым Граалем. И два года назад, он открыл путь к нему.

Libor был объектом самоконтроля комитета крупнейших банков мира. Эта ставка отображала, сколько стоит для этих банков занять деньги друг у друга. Каждое утро, каждый банк предоставлял свою оценку, эти оценки усреднялись, и на основе них определялась текущий размер ставки, которая публиковалась в полдень.

Этот процесс повторялся в разных валютах, а также для различных временных периодов, в пределах от одного дня до одного года. Во время своей работы в качестве младшего трейдера в Лондоне, Хейс узнал некоторых из 16 лиц, ответственных за определение ежедневной оценки ставки своего банка для японской иены.

Его озарило понимание того, что при принятии решения эти люди в основном полагались на междилерских брокеров, посредников, участвующих в каждой сделке.

Стемфордский торговый зал UBS в 2008 году.

Брокеры являются посредниками в мире финансов, облегчая сделки между трейдерами разных банках во всём, - от казначейских облигаций до деривативов. Если трейдер хочет купить или продать, он теоретически может обзвонить все банки, чтобы выяснить лучшею цену. Или он может обратиться к брокеру, который уже находится в контакте со всеми, и может найти контрагента в считанные секунды. Большинство долларов и производных ценных бумаг переходят из рук в руки с участием брокеров.

В непрозрачном, более внебиржевом рынке деривативов, где нет централизованного обмена, брокеры находятся в эпицентре информационного потока. Это ставит их в выгодное положение. Только они могут увидеть картину того, что делают все банки.

Хотя сами брокеры не имели официальной роли в установлении ставки Libor, те, кто устанавливал эту ставку в банках, полагались на брокеров в получении информации о торгах.

Большинство трейдеров также смотрели на брокеров как граждан второго сорта. Хейс же понимал свою ценность. Он умел делать то, что никто другой не делал, потому что был другим. Его близость с числами и риском, его необычные привычки были более чем профессиональными особенностями.

Хейсу поставили диагноз синдрома Аспергера только в 2015 году, когда ему исполнилось 35, но его коллеги, многие из которых окончили элитные школы, часто напоминали Хейсу, что он не похож на них. Они называли его "Человек дождя".

К тому времени, как рынок открылся в Лондоне, крах Lehman стал официальным. Хейс постоянно обменивался сообщениями с одним из его доверенных брокеров в City, чтобы объяснить ему, в каком направлении должен измениться Libor.

Как правило, он избегал обмена любезностями. "На самом деле она должен быть ниже," напечатал Хейс, "Какой прогноз теперь?". Брокер заверил его, что в течение следующих нескольких часов, ситуация прояснится. Всякий раз, когда один из банков, устанавливающих Libor, звонил и спрашивал его мнение, брокер сообщал: невероятно, учитывая катастрофическую новость, но ставка, скорее всего, упадет.

Libor отражает сотни триллионов долларов кредитов и производных финансовых инструментов, но в действительности он устанавливался так: разговоры мужчин, которые, в зависимости от дня, были безразличными, оптимистичными или испуганными. Когда позже той ночью Хейс проверил официальные цифры, он увидел, к своему облегчению, что Libor для иены упал.

Но Хейс пока ещё не обезопасил себя. В течение следующих трех дней, у него едва хватало сил выйти из кабинета, так как он тратил на сон не более трёх часов.

Рынок бился в конвульсиях, и его прибыли и убытки прыгали от минус $ 20 млн. до плюс $ 8 млн. в считанные часы, но Хейса был ещё один туз в рукаве. ICAP, крупнейший в мире междилерский брокер, рассылал "предсказания" Libor по электронной почте каждый день около 7 утра сотрудникам банков, ответственным за котировку Libor.

Хейс обменивался сообщениями с инсайдером в ICAP и поручил ему исказить прогноз, чтобы занизить ставку. В условиях хаоса, Libor была единственной вещью, над которой Хейс имел некоторый контроль. Он использовал свою сеть по максимуму, предлагая брокерам дополнительные платежи за сотрудничество и призывая к содействию банки по всему миру.

В четверг, 18 сентября, силы и ресурсы Хейса были на исходе. К этому моменту он работал непрерывно без отдыха уже неделю. Если Libor взлетит сегодня, его кукловодчество уже не поможет. Libor меняется с шагом так называемых базисных пунктов, равным одной сотой процентного пункта, и каждый шаг в итоге составлял примерно $ 750 000.

В сотый раз с момента краха Lehman, Хейс связался со своими брокерами в Лондоне.

"Мне нужно удержать ставку как можно ниже, ОК?", - написал он в одном из своих сообщений, - "Вы значете, что я заплачу, $ 50000, $ 100000, сколько нужно. Сколько захотите, ОК? "

"ОК", - повторил брокер.

"Я человек слова", - сказал Хейс.

"Я знаю. Будет сделано, предоставьте это мне", - сказал брокер.

Хейс был еще в токийском офисе в 8 вечера, когда были опубликованы ставки Libor за тот день. Иена упала на 1 базовый пункт, в то время как сопоставимые ставки денежного рынка в других валютах продолжали расти. Кризис для Хейса был предотвращен.

Используя свою сеть брокеров, он смог наклонить часть финансовой инфраструктуры планеты. Он снял гарнитуру мобильника и отправился домой спать. Он только недавно поменял одеяла с изображением супергероя, под которыми он спал, когда ему было еще восемь лет.

Деятельность Тома Хейса в банке UBS.

Работа Хейса заключалась в том, чтобы заработать своему работодателю как можно больше денег, путем покупки и продажи деривативов. Как именно он сделал это - особая комбинация стратегий, навыков и приемов, которые составляют ДНК трейдера - в целом знал только он сам.

В первую очередь он был маркет-мейкером, обеспечивавшим ликвидность своих клиентов, которые в основном были трейдерами других банков.

С той минуты, как он входил в систему через свой терминал Bloomberg каждое утро, и красный свет рядом с его именем становился зеленым, Хейс был постоянно на телефоне, котируя гарантированные цены спроса и предложения для обширного ассортимента продуктов, которыми он торговал.

Хейс гордился тем, что всегда был открытым для бизнеса, какой бы катастрофичной не была ситуация на рынке. Это было его визитной карточкой.

Хейс сравнивал эту часть своей работы с прилавком, торгующим фруктами и овощами. Купить дешево, продать дорого и положить разницу в карман. Но вместо яблок и груш, он имел дело со сложными финансовыми ценными бумагами стоимостью в сотни миллионов долларов.

Его прибыль составляла спред между тем, сколько он заплатил за ценную бумагу и там за сколько он её продал. В нестабильные времена, спред расширился, отражая повышенный риск того, что рынок может двигаться против него.

Всё это обеспечивало постоянный поток дохода, но большие деньги появлялись не из-за этого. Что на самом деле делало Хейса исключительным, это его способность замечать ценовые аномалии и пользоваться ими, - техника, известная как relative value trading. Она импонировала его пожизненной страсти к поиску моделей.

Том Хейс был явлением в UBS, одном из лучших банков, торговавшим деривативами.

Во время спокойных периодов, он проводил своё время, собирая данные в охоте на незримые возможности. Если он думал, что цена двух аналогичных ценных бумаг отличалась слишком сильно, он покупал одну и продавал другую, делая ставку на то, что спрэд между ними будет сокращаться.

Везде, где он работал, Хейс использовал своё программное обеспечение, которое точно показывало ему, сколько он выиграет или потеряет от каждого изменения ставки Libor в каждой валюте.

Одним из любимых занятий Хейса были ставки на то, что разрыв между ставками Libor различных периодов расширится или сократится: то, что известно в этой отрасли как базовая торговля. Каждый раз, когда Хейс делал ставки, он должен был решить, следует ли передать часть риска путем хеджирования своей позиции, используя, например, другие деривативы.

Хейса вёл постоянно обновляющиеся торговые книги с прогнозируемыми данными на несколько лет в будущее, в обширных электронных таблицах Excel. Ему нравилось думать о них, как о живом организме с тысячами взаимосвязанных движущихся частей.

В углу одного из его экранов был ряд цифр, на которые он смотрел более, чем любой другой: список его прибылей и убытков. Спросите любого достойного трейдера, и он будет в состоянии назвать их с точностью до $ 1000. Для Хейса же делом чести было свести их в единое точное бесспорное число.

Занижение ставки Libor банками во время банковского кризиса.

К лету 2007 года ипотечный кризис в США затронул банки и инвестиционные фонды по всему миру и заставил их опасаться кредитовать друг друга без залога. Фирмы, которые полагались на так называемые денежные рынки, чтобы финансировать свой бизнес, были парализованы быстро растущей стоимостью краткосрочного кредита.

14 сентября клиенты Northern Rock в течение нескольких часов выстроились в очередь, чтобы вывести свои сбережения, после того, как банк объявил, что рассчитывает на кредиты от Банка Англии, чтобы остаться на плаву.

Каждый мог видеть, что ставки Libor достигли потолка, но всё же оставался вопрос, отражают ли они в достаточной мере всю тяжесть кредитного кризиса. По состоянию на август 2007 года, не было почти никакой торговли наличностью для периодов времени дольше, чем месяц. В некоторых из слабых валют не было вообще никаких кредиторов на любой период времени.

Тем не менее, имея триллионы долларов привязанных к Libor, банки не могли остановить этот локомотив. У лиц, ответственных за ежедневное определение ставки Libor не было выбора, кроме как сложить большой и указательный пальцы в воздухе в символическом "всё ОК". Но было ясно, что их «лучшие догадки» были нереалистично оптимистичным.

Велась игра в балансирование на грани допустимого, в которой котировщики Libor пытались предсказать, какую ставку сделают их конкуренты, а затем делали свою ставку несколько ниже.

Если они не угадывали и их цены были более высокими, чем у других, они получали гневные телефонные звонки от своих менеджеров, требовавших, чтобы цены оставались в тренде. На торговых площадках по всему миру велись лихорадочные переговоры между трейдерами и их брокерами по поводу прогнозов ставки Libor.

Никто не знал, какой должна быть Libor, и никто не хотел стать аутсайдером. Даже там, где банкиры старались быть честными, не было никакого способа узнать, насколько точны их оценки, потому что не было никакого основного межбанковского заимствования, на базе которого можно было бы сделать сравнение. Машина сломалась.

Начало расследования Комиссии по торговле товарными фьючерсами.

Винс МакГонагл, маленький и жилистый человек с подлым выражением лица, проработал в Комиссии по торговле товарными фьючерсами (CFTC) в Вашингтоне 11 лет, в течение которых его рыжие волосы поседели по краям.

Набожный католик, МакГонагл получил юридическое образование в университете Pepperdine, христианской школе в Малибу штата Калифорния, где студенты готовятся к "жизни, посвященной целям, службе и руководству".

В то время как его одноклассники заняли высокооплачиваемые должности в оборонных компаниях и стали частными лицами, обвиняемыми в корпоративной коррупции, МакГонагл решил построить карьеру, возбуждая дела против них.

Он присоединился к агентству в качестве судебного адвоката и теперь, в 44 года, был менеджером надзору, возглавлявшим команду юристов и следователей.

МакГонагл закрыл дверь в свой кабинет и уселся читать ежедневные новости. Это было 16 апреля 2008 года и заголовок на первой странице Wall Street Journal гласил: «Банкиры ставит под сомнение ключевую процентную ставку в условиях кризиса".

И начал читать:

Один из наиболее важных барометров финансового здоровья в мире может посылать ложные сигналы. В перспективе, это имеет значительные последствия для заемщиков во всему миру, от российских производителей нефти до домовладельцев в Детройте. Банкиры и трейдеры выражают опасение, что Лондонская межбанковская ставка, известная как Libor, становится ненадежной.

История, написанная в лондонском офисе Wall Street Journal возле Флит-стрит, утверждала, что некоторые из крупнейших банков в мире, возможно, предоставляют заведомо низкие оценки стоимости их заимствований, чтобы избежать опрокидывания рынка, так как "отчаянно нуждаются в наличности". Это приводит к эффекту искажения ставки Libor, и, следовательно, триллионов долларов, вложенных в ценные бумаги по всему миру.

Источники журналиста сказал ему, что банки платят гораздо больше за наличные деньги, чем могут себе позволить. Они боятся, что если будут честными, то закончат так же, как Bear Stearns, 85-летняя нью-йоркская фирма, торговавшая ценными бумагами, которая обанкротилась в предыдущем месяце.

Большой недостаток ставки Libor был в том, что она опиралась на то, что банки говорят правду, но при этом стимулировала их лгать. Когда 150 вариантов ключевых показателей выпускаются каждый день, индивидуальные котировки банков также публикуются, давая миру представление об их относительной кредитоспособности.

Исторически сложилось так, что лица, ответственные за установление Libor, имели возможность основывать свои оценки на живом межбанковском денежном рынке, на котором банки заимствовали денежные средства друг у друга, чтобы финансировать свои ежедневные операции.

Они были лишены возможности слишком далеко отклоняться от истины, потому что их партнёры по рынки прекрасно знали, какие ставки они действительно используют. Но за последние несколько месяцев это изменилось.

Банки перестали кредитовать друг друга на периоды, превышающие несколько дней, предпочитая накапливать свои денежные средства. После истории с Bear Stearns не было никакой гарантии, что они получат их обратно.

Когда так много было поставлено на карту, кредиторы стали фиксировать сделки конкурентов. Любой, кто допускал более опасные сделки рисковал стать изгоем, который будет не в состоянии получить доступ к ликвидности, необходимой для финансирования своего баланса.

Вскоре банки стали подавать усреднённые котировки ставки, вместо тех, по которым они действительно, могли заимствовать наличные деньги без обеспечения. Мотивация занижения ставок не была связана с прибылью - многие банки на самом деле теряли из-за низких ставок Libor. Дело было в выживании.

Как ни странно, как только точность ставки Libor дрогнула, её значение взлетело. По мере углубления финансового кризиса, центральные банки контролировали изменение Libor в разных валютах, чтобы увидеть, насколько успешно их последние политические заявления успокаивают рынки.

Правительства присматривались к индивидуальным котировкам банков, чтобы получить подсказки относительно того, кого им придётся выручать в очередной раз. Когда банки лгали на счёт Libor, это не только влияло на процентные ставки и деривативы. Это было перекос реальности.

На данном этапе не было ни малейшего представления о том, что трейдеры, такие как Хейс, сильно влияли на Libor, чтобы увеличить свою прибыль, так как Libor был эталоном, который опирался на честность трейдеров. Libor находился под контролем Британской ассоциации банкиров (BBA). В обоих случаях, орган, ответственный за контроль над ставкой не имел никаких карательных полномочий, так что возможностей препятствовать обману было мало.

Когда МакГонагл закончил читать статью Wall Street Journal, он послал её по электронной почте коллегам и спросил их, что они знают о Libor. Его команда собрала досье, в том числе некоторые предварительные отчеты финансового сообщества.

В марте экономисты Bank for International Settlements, зонтичной группы центральных банков по всему миру, опубликовал статью, в которой были определены необычные закономерности Libor во время кризиса. Был сделан вывод о том, что они "не были вызваны недостатками в конструкции фиксирующего механизма".

Через месяц, Скотт Пэн, аналитик Citigroup в Нью-Йорке, направил своим клиентам аналитическую записку, в которой приводились оценки долларовой Libor, представленные 18 фирмами, которые устанавливали ставки на 20 - 30 базисных пунктов ниже, чем они должны были быть из-за "преобладающего страха" среди банков, боящихся "показаться слабыми в ​​нынешней хрупкой рыночной среде".

Несмотря на то, что не было никаких доказательств манипулирования конкретными банками, МакГонагл пришел к идее начать расследование.

Деятельность Тома Хейса в Citigroup.

В 2009 году Хейса переманили из UBS в Citigroup. Руководитель команды Citigroup в Азии, бывший банкир Lehman Крис Цецере, маленький американец с козлиной бородкой и большой репутацией по поиску новых способов заработать деньги, потратил миллионы долларов, чтобы привлечь наиболее талантливых людей. Хейс был его кандидатом номер один.

Хейс не просто получил бонус в $ 3 млн. при переходе в Citigroup. Это была перспектива начать новую жизнь в одном из крупнейших банков мира. Оказаться в центре агрессивной экспансии этого банка на азиатский рынок деривативов, было слишком заманчивым, чтобы сопротивляться.

После того, как ему удалось убедить его присоединиться, Цецера хвастался коллегам, что нашел "реального грёбаного зверя", который "знает всех на рынке".

Цецере определил, что в целях развития, Citigroup нужно присоединиться к Tibor (токийская межбанковская ставка), на которую Хейсу будет даже легче повлиять, чем на Libor, поскольку меньшее количество банков участвовало в её формировании.

Когда Хейс начал торговать, важным шагом было то, что он был в состоянии влиять на два контрольных показателя, которые определяли прибыльность основной массы его позиций. Другим важным фактором было то, что Citigroup давал собственные оценки лондонского Libor.

Citigroup в Канэри-Уорф, Лондон.

Во второй половине дня 8 декабря, Цецере сидел за столом в торговом зале Токио. У него был там отдельный офис, но он редко использовал его, предпочитая находиться в центре событий.

Он считал, что шестимесячная Libor по иене была слишком высока. После проверки материалов, представленных в предыдущий день, он был удивлен, увидев, что Citigroup представил одну из самых высоких котировок Libor.

Цецере связался с руководителем команды по рискам в Токио, Стенли Таном, и попросил его выяснить, кто установил такую котировку Libor по иене и также попросил снизить котировку на несколько базисных пунктов. Оказалось, что виновником повышения ставки был ответственный за котировки Libor в лондонском отделении в Канэри-Уорф.

"Я говорил с нашим человеком в Лондоне", написал Тан в ответ Цецере, уже во второй половине дня. "Я попросил его рассмотреть вопрос о снижении котировки".

Цецере снова проверил Libor позже в ту ночь и был раздражен, увидев, что Citigroup снизил шестимесячную ставку всего на четверть базисного пункта.

Он написал Тану: "Можете ли вы снова поговорить с ним?"

На следующий день, Тан обратился в казначейское бюро в Лондоне, как его попросили. Он также направил несколько сообщений Эндрю Терсфилду, руководителю казначейской группы Citigroup в Лондоне.

Ответ, который он получил от своего британского коллеги, не оставлял места для неправильного толкования: это было завуалированным предупреждением отступиться от своей просьбы.

Хейс, который в иерархии находился непосредственно под своим шефом, не был включён в эту переписку, но Цецере переслал её и ему.

Терсфилд был сороколетним мужчиной со строгими пуританскими моральными принципами, который проработал более 20 лет в области управления рисками в Citigroup после трудоустройства туда в качестве стажера.

Он видел себя в роли хранителя баланса фирмы и не относился с пониманием к попыткам давления, когда напористый трейдер, который ничего не знал о тонкостях банковского финансирования, указывал ему, как сделать свою работу.

Вместо того, чтобы понижать котировки, команда Терсфилда увеличила их несколько дней спустя, подтолкнув опубликованные ставки Libor ещё выше. Хейс решил попробовать другую тактику. 14 декабря он послал письмо своему коллеге в Лондоне, попросив его сблизиться с теми, кто устанавливает котировки.

"Мы можем узнать о котировке заранее?", - спросил Хейс, - "Нам нужен хороший диалог с ними. Они могут быть бесценны для нас. Если мы будем знать заранее, мы сможем позиционировать и скальпировать рынок".

Но Хейс не понимал, что никакое дружеское общение не поможет ему получить инсайдерскую информацию. В отличие от некоторых банков, Citigroup относился серьёзно к расследованию Комиссии по торговле товарными фьючерсами.

В марте 2009 года Терсфилд лично выступил с презентацией на 18 страницах с помощью видеосвязи перед следователями на процессе, связанном котировками. Валютные трейдеры не собирались рисковать своими шеями ради тех, кого они не знали и кто работал на другой стороне земного шара.

Но дело было не просто в том, что они знали, что за ними наблюдают. Терсфилд был не только приверженцем правил, он испытывал личную неприязнь к Хейсу после того, как они встретились три месяца назад.

Это было в октябре 2009 г., вскоре после того, как Хейс был принят на работу в Citigroup, и его босс отправил его в Лондон, чтобы встретиться с ключевыми игроками банка.

Рад познакомиться с вами. Вы можете помочь нам с Libor. Я дам вам знать о наших целях.

Так начал разговор Хейс, когда был представлен Терсфилду.

Небритый и растрепанный, Хейс рассказал менеджеру Citigroup, что UBS часто искажал свои котировки Libor в соответствии с его тоговыми книгами. Он хвастался своими близкими отношениями с котировщиками из других банков, и тем, что они могут делать одолжения друг другу.

Хейс пытался очаровать Терсфилда, но он сильно недооценил этого человека и саму ситуацию. На следующий день Терсфилд позвонил своему менеджеру, Стиву Комптону, и передал ему свою озабоченность:

Мы только что оплатили очередной счет в $ 75,000 адвокатам за работу, связанную с расследованием Комиссии по торговле товарными фьючерсами. Кем бы ни был Хейс, нам нужно внимательно следить за тем, что он на самом деле делает и насколько публично.

Ход следствия по делу Хейса и банков, причастных к фальсификации Libor.

Хейсу постучали в дверь в 7 утра во вторник, за две недели до Рождества 2012 года. Хейс спустился по сделанной на заказ из сосны лестнице, в своём недавно отремонтированном доме в Вулдингеме, графство Суррей, чтобы встретить несколько десятков полицейских офицеров и следователей из Ведомства по расследованию крупных финансовых махинаций (SFO - Serious Fraud Office).

За год до этого он был уволен из Citigroup, и вскоре после этого вернулся в Великобританию, где женился на своей подруге Саре Тай.

Хейс ожидал на стороне дома его жены, пока офицеры осматривали его собственность, собирали компьютеры и документы в коробки и грузили их в машины, припаркованные в конце гравийной дороги.

Супруги переехали сюда двумя неделями ранее. Их маленький сын был наверху в постели. Движение было уже оживлённым, когда бывшего трейдера посадили в машину. 20 миль от Суррея до лондонского Сити прошли в молчании.

Том Хейс и Сара Тай

Полицейский участок в Бишопсгейт - это серое, бетонное здание на одной из самых оживленных магистралей финансового района. В официальном интервью Хейс сказал, что его ему пришлось отвечать на вопросы, касающиеся утверждения, что в период между 2006 и 2009 он вступил в сговор с двумя своими коллегами, чтобы манипулировать ставкой Libor йены.

Хейс сказал, что планирует помочь в расследовании, но ему потребуется время, чтобы изучить 112 страниц доказательств, поэтому сегодня он не будет отвечать ни на какие вопросы. Уже было поздно, когда он вернулся в Суррей.

В июне Barclays стал первым банком, достиг соглашения с властями, признал манипулирование ставкой Libor и согласился заплатить рекордные на тот момент £ 290 млн. штрафов. Урегулирование претензий к Barclays вызвало политическую бурю протестов, который бушевали в течение нескольких недель.

После настала очередь Хейса. SFO, который ранее сопротивлялся своему участию в расследовании по манипуляциям с Libor, был вынужден изменить свое отношение и 6 июля выступил с заявлением, объявив, что будет проведено уголовное расследование.

На той же неделе правительство выпустило свой собственный обзор этого скандала. Британская общественность и политики требовали новых жертв.

19 декабря, через восемь дней после ареста, Хейс работал дома за своим компьютером, когда в ленте появилась новость со ссылкой на пресс-конференцию в Вашингтоне.

Под вспышки фотокамер, Генеральный прокурор Эрик Холдер и Лэнни Брейер, начальник уголовного подразделения Министерства юстиции, объявили об урегулировании претензий к UBS по Libor. Размер штрафов составил $ 1,5 млрд. Швейцарский банк, как они объяснили, признал себя виновным в мошенничестве в своём японском подразделении.

Далее последовал предательский удар в спину. Брейер сказал:

Помимо признания свой вины японским отделением UBS, двум бывшим трейдерам UBS были предъявлены обвинения. В отношении них сегодня возбуждены уголовные дела о заговоре с целью манипулирования ставкой Libor.

Том Хэйс также был обвинен в мошенничестве и нарушении антимонопольного законодательства.

Ни Тан, ни Цецере не были обвинены в нарушениях.

В этот момент весь ужас ситуации обрушился на Хейса в первый раз. Два самых мощных юриста США планировали выдвинуть против него три отдельных уголовных обвинения, каждое из которых означало 20-30 летний срок. Менее чем через 24 часа, член юридической команды Хейса был вызван по телефону в SFO.

Борьба с обвинениями оказались тщетной: UBS предоставил следствию данные о более чем 2000 попытках Хейса и его коллег повлиять на ставку Libor в течение четырех лет.

Хейс был звездой этого скандала, "Джесси Джеймс Libor", как позже его назовут.

Американские власти еще не подали документы об экстрадиции, но это было лишь вопросом времени.

Так началась гонка со временем, чтобы убедить SFO сделать Хейса своего рода главным информатором, который в свою очередь получил бы за это снисхождение и, что более важно, это соглашение было бы рассмотрено в Великобритании.

Для обеспечения этой договоренности Хейсу пришлось согласиться на то, чтобы сообщить SFO всё, что он знал и пообещать дать показания против всех, участвовавших в манипуляциях с Libor.

Он также должен был признать себя полностью виновным в подтасовке ставок Libor. Было недостаточно признать, что он только пытался повлиять на ставку. Он должен был признаться, что знал, что это было неправильно.

В течение двух дней вводных интервью, где он должен был подтвердить свою осведомлённость в дела, Хейс в первый раз в жизни открыто говорил о своей кампании по фальсификации Libor. В офисе SFO на Трафальгарской площади он признал, что действовал недобросовестно и привлек внимание следователей к аспектам дела, о которых они ничего не знали.

Интервью покрывали все события и аспекты - от его вступления в отрасль и его торговых стратегий до того, как началась манипуляция с Libor и различных людей, которые помогли ему влиять на ставку. Его не пришлось подталкивать, чтобы заставить говорить. Хейс, казалось, получал удовольствие, заново переживая моменты из своего прошлого.

Его речь ускорялась, когда он говорил о пьянящих днях биржевой торговли, когда он выбивал лучшие цены у брокеров и заставлял трейдеров играть против друг друга.

Первое, о чём ты думаешь, - как достичь предела, где ты можешь сделать немного больше денег, как ты можешь раздвинуть границы.

Но дело в том, вы жадный, вы хотите каждый раз немного больше денег, чем можете получить.

Бумажные стаканчики из-под кофе уже загромождали стол, когда Хейс перешёл к мелочами дела. На одном из этапов, Хейсу был задан вопрос о том, как он относится к своим попыткам повлиять на Libor - его отношение будет иметь решающее значение.

"Это нечестная схема, не так ли?", - сказал Хейс, - "И я был частью нечестной схемы, поэтому очевидно, что я был нечестным".